Фима постоянно что-то выдумывал и паял, на балконе своей квартиры он соорудил целую лабораторию. Все технические новинки схватывал моментально и развивал их до «бредовости», как мне тогда казалось.Для него был важен не результат, а процесс. Он, скорее, теоретик, чем исполнитель, но теоретик на самом переднем крае. Лидером он был не только в технике, он открыл для меня фантастику, не fantasy - сказочки на новый лад, а современную, умную science fiction. Школьником я прочел Уэлса, Ефремова, Беляева, «Страну багровых туч» Стругацких, пожалуй и все. Фима познакомил меня с Азимовым, Бредбери, Саймаком, Каттнером.., словно открылся для меня новый, зачарованный мир. Откуда-то появлялись у него потрепанные томики и журнальные варианты их повестей, которые мы жадно проглатывали. Я начал выписывать журнал «Знание - сила», где регулярно печатали Стругацких, и до сих пор не могу спокойно пройти мимо книжных развалов с фантастикой. Потом мы и сами пытались писать рассказики, подражая манерам фантмэтров. В них было больше «технологичности», чем человечности, но нас это не смущало. Оценивали их друг у друга по пятибальной системе. Иногда думаю, что было бы у меня в том месте моей души, заполненной сейчас фантастикой, если бы не Фима?
Выдумывая темы для наших рассказов, мы не останавливались не перед чем. Однажды он задал мне задачу «прославить приспособляемость». Не подозревающий подвоха я описал историю маленького мальчика, напрочь лишенного иммунитета и вынужденного выходить из стерильной квартиры только в скафандре. Этот случай имел реальную основу, о нем писалось в газетах, я лишь приукрасил его, акцентирую отсутствие «приспособляемости» у несчастного пацана. Много позже я догадался об истинном смысле этого эпизода в нашей жизни. Тогда между ним и двумя другими членами нашей группы «пробежала большая кошка». Я метался между ними с вечной своей «миротворческой» миссией, пытаясь сгладить остроту раздора, который, впрочем, со временем как-то сам исчез или забылся. Но выглядел я тогда приспособленцем, «шестеркой» - как любил выражаться Фима. Вот он и решил меня спровоцировать на «откровенность».
А однажды я его сильно обидел. Студенческая группа возвращалась в автобусе с «хлопкового» воскресенья. Гитара передавалась из рук в руки, было спето-перепето все, что можно, все кроме «Антисемита» Высоцкого. Я, ничтоже сумняшеся, предлагал Фиме «сбацать» эту песенку, но он продолжал петь что-то другое. Моя настойчивость привела к тому, что он отдал гитару мне и ушел в другой конец автобуса. Надо же, этот демарш ничуть меня не смутил, но после этого случая я увидел явное «охлаждение» его чувств ко мне - мне казалось, что Фима обижен на меня за то, что я отобрал у него гитару, на что Володя Клюхин разъяснил мне: - Ты, что, не понял? Фима же еврей. Ну, и что? - подумал я. - Песня-то не антисемитская, а антишовинистская... Поверь, Фима, то единение, о котором я писал в «Шестиграннике», полностью заслоняло для меня вопрос национальностей. Может быть это плохо, но может, даже к лучшему – не думать о национальностях своих друзей?
Хоть это все и поросло быльем, Фима, прости меня, поверь – не со зла.
Новатором Фима был и в наших фото-делах. Я до цветной фотопечати так и не дошел, Саша Панов продолжает переводить свои цветные слайды в «цифру», но Фима был первым. Помню как он колдовал с температурой растворов для проявки пленок, как подбирал зеленые и красные фильтры для печати. Сейчас об этом думать уже не нужно, жми на кнопку - все остальной сделает гатжет, но тогда для нас это было что-то! Все цветные фото здесь и в «Шестиграннике» - это его произведения.
О его музыкальных пристрастиях и возможностях я уже писал в «Шестиграннике», здесь остается подтвердить, что хит нашей группы, которому мы так и не удосужились дать красивое название и по-прежнему называем «Ветер с неба...», - это, в большей степени, его заслуга. Ниже можно ещё раз послушать ремикс этой песни, где я свел свою партию и Сергея Смагина.
Расстались мы неожиданно, резко, надолго, но к счастью, не навсегда. Все это время, на дружеских посиделках, вспоминая приколы студенческого времени, мы часто упоминали Фиму Златина. Доходило до того, что мне пеняли: - Ну, вот, ты опять про Фиму. Так вот, эти воспоминания снова о нём.
Исповедь из Святой Земли Ефимиуса Ашдодского
Дима, большой-большой молодец. Думаю, он единственный, кто задумался о наших студенческих днях и о мозаике, которая сложилась из четырёх непохожих друг на друга парней в их студенческие годы. Опять же благодаря Диме и его сайту, я могу связаться со всеми КДС-овцами. Когда я пришёл на первую лекцию в институте, настроение у меня было не очень. Вообще, я хотел идти на журфак в Ташгу и у меня было для этого всё необходимое: напечатанные в «Комсомольце Узбекистана» стихи (там был такой раздел «Алые паруса»), у меня была золотая медаль, я был знаком с узбекским поэтом А.Файнбергом, который, правда, посоветовал мне не писать стихов и прозы, «а остальное пожалуйста» и я был участником и сценаристом в команде КВН нашей 160 школы, которая выиграла городской конкурс у самой 110(!!!) школы. Ну и наконец, я был знаком с самой Надеждой Савишной Крикун, главрежем програм для юношества «Ёшлик» УзТВ – это было после нашего выступлени по ТВ, после победы в КВН. И вот всё это разбилось об испуг отца, что «у сына не будет настоящей профессии». Отец попросил у своего знакомого редактора толстого журнала «Звезда Востока» пригласить меня к себе и отговорить от моих безумных планов. Надо сказать, затея удалась, и перспектива служить до пенсии в каком-нибудь «Гудке» или «Голосе рабочего» совсем не вязалась с моими представлениями о преуспевающем международном журналисте, разьезжающем по всему свету. Кроме того, редактор сказал мне одну важную вещь, которая вселила в меня надежду - «писать тебя никто не научит, это или есть или нет. Читай сам хоршие книги и учись. И, если у тебя это есть, напишешь, даже на старости лет...».
С таким вот настроением я заявился на первую лекцию в институте и сразу выделил эту КДС-овскую троицу. Они держались постоянно вместе, над чем-то смеялись, хлопали друг друга по плечу и было видно, что у них было общее прошлое, из которого они выхватывали какое-то имя или забавный случай и сразу же это становилось темой для разговора. Все были сами по себе, а у них было что-то общее. Мне показалось, что с ними будет не скучно заниматься проблемами связи. Оставалось втереться в компанию. Источником оптимизма и энергии был Серёга, глубинным мыслителем Вова, а Дима мотором и сердцем этого коллектива.
Золотая рыбка.
Володька от рождения был одарён математическим мышлением и, мне кажется, в этой сфере был лучшим на курсе. Наверняка, многие завидовали и он придумал себе маску. Говорил короткими фразами. На его лице при разговоре шевелились только губы. Лицо было невозмутимо и не выражало никаких эмоций. С таким же лицом он мог разговаривать и один на один с другом, и выходить на сцену с заполненым людьми залом и слушать последний анекдот. Думаю, с любимой девушкой он разговаривал с тем же лицом. Мат был ему всегда чужд, и,если какое-то слово и вылетало, то резко диссонировало с его образом. Его выражения-«дундук» или «если человек дурак, то это надолго» означало, что кто-то другой уже давно бы матерился или бил оппонента по морде. Молчит, как рыба, это не про него. Это была золотая рыбка. В силу косности, безразличия и отсутствия внимания к талантам, его судьба была предопределена теми нормами, которые тогда были. Жаль, всегда жаль, когда талант не воплощается в великие свершения. Помню во время моей службы в Армии под Загорском в секретной части, вдруг входит Вовка и с тем же выражением лица Виннету спрашивает, как будто мы вчера расстались: «Как дела?». Ясно, что под всем этим скрывалась яркая, талантливая личность. В этом я убедился, когда мы работали на хлопке «в паре». Сначала сбивали все с кустов на грядку, а потом мели её с двух сторон навстречу друг другу. В процессе работы мы беседовали на разные темы и для меня это было весьма интересно и открывало слегка эту маску. Я там видел личность весьма и весьма незаурядную, с совершенно неподражаемым чувством юмора.
Комментарий dmd: под маской скрывается балагур и весельчак!
Чувачок.
Серёга всегда был душой общества. Всегда готов вытащить гитару и «сбацать» или «слабать» нужную в данном месте и времени песню. Он не углублялся в тонкие рассуждения о направлениях в роке или об особенностях той или иной группы. Но если надо было подобрать аккорды или нотки, сразу и сейчас, да ещё и заголосить, то это была его стихия. Многим и особенно девушкам нравился его весёлый нрав и бесшабашность, но мне кажется силой Серёги было умение ставить перед собой реальную цель и двигаться к ней по мере возможностей с песней, шуткой и надеждой на удачу, которая не подведёт. Кстати, Серёга-то и нашёл меня к моей радости и радости (надеюсь) моих друзей. Иногда так и стоит перед глазами, как он подходит ко мне вечером на хлопке, после принятия кружечки «крымского» (никакой «Бордо» не потянет супротив него), сутулится в своей «лётчиской» курточке: «Чувачок, слабаем на две гитары венчурс?». Серёга не меняйся!
Комментарий dmd: он и не меняется... Стоит только сблизиться Сереже с гитарой - бурлеск!
Тихий Дон.
Серый и Вовка называли его Доня, наверное из-за фамилии. Не шутка - Донской. Помню на одном из экзаменов один из преподов, удивляясь звучной фамилии заметил: «царский ответ». Из него всегда пёрла интеллигентность - в умении аккуратно и в тон одеваться, умении приспособиться к тому уровню общения, который требовался в данный момент с данным человеком. Тонкие, гибкие пальцы, были предназначены, чтобы теребить послушные струны. Учился Димыч по серьёзному и, когда находился в процессе, не дай бог было у него что-то спросить и отвлечь, хотя мне кажется, что он, как и я жертва обстоятельств и двигать вперёд отечественную связь – было не призванием, а необходимым для того времени жизненным требованием. Я всегда знал, что его призвание лежит в сфере не технической, а гуманитарной. Прости, Димыч, хоть и оценки у тебя были в сумме повыше наших, но твой талант он не в сфере технологий, но чувств. По крайней мере, видя твоё творчество DMDvideo, я радуюсь, что ты себя нашёл. Завидую белой завистью и жду новых произведений.
Комментарий dmd: наверное, раздвоение личности... Струны-то послушные, но пальцы - нет.
Про ТЭИС от страдающего комплексом неполноценного превосходства Саши Панова
Вступительные экзамены были суровы. Золотые медалисты вначале были сгруппированы в большой аудитории на третьем этаже. Все дрожали как осиновые листы, но с испариной на лбах корпели над своими листочками, чтобы пролезть во второй тур. Всем удалось после письменного. Затем через два дня последовал устный под строгим взором из-под очков строгого математического гения Холмского. Это было уже на четвёртом этаже. Мы с Татьяной пропускали вперёд всех страждущих отмучиться поскорее — и так досиделись в соседней пустой комнате до заката Солнца. Вот здесь наша любовь и зачиналась. Мы были молоды, гладкокожи, привлекательны и очарованы благоуханным летним вечером. Затем, последними, блестяще ответив на свои билеты, вышли на свежий сумеречный воздух, в котором нас ожидали обеспокоенные долгим отсутствием родители.
Комментарий dmd: Золотых медалистов водили за руки на экзамены обеспокоенные родители, все остальные ходили сами.
Восхищённый моим неимоверно-трёхмерным воображением в его непростой науке начерталке, вечно краснощёкий препод Гранаткин смотрел всегда на меня каким-то вожделённым взором, когда остальная масса откровенно тупила, а я с удовольствием щёлкал предлагаемые им на доске задачки. По выходе из аудитории на перемене ко мне подходит Дима Донской и предлагает поучаствовать в проекте КДС. Нерешительно озираясь на Кригера, я даю своё согласие. Вот так и началась чудная история примитивного и сладкого музыкального творчества, когда мы не могли удрать из студенческой реальности, чтобы всецело отдаться музыке, и притом никак не могли бросить свою музыку, которая нас одурманивала... Эту историю можно назвать счастливо-глупой и исключительно светлой полосой юности, которую сейчас уж не вернуть, но которую я бы прожил ещё разок, не меняя приоритетов. Перед следующей парой мы отправлялись в тэисовский буфет, где брали по 47 копеек треугольные кусманы вкуснейшего пирожного «луна» и пожирали их, запивая томатным соком.
Комментарий dmd: куски «луны» стоили 43 копейки! 47 я позволить бы себе не смог.
Дисциплину ТЭД мы изучали на Огородной, где Вова нам разрисовывал чёрную печку контрамарку формулами сверху-донизу, не обращая внимания ни на дремлющего Диму, ни на пытающегося что-то вставить Серёжу, ни на восхищённого слушателя Сашу. После окончания выкладок, как всегда, возникала дискуссия с выставлением характерной фигуры из трёх пальцев с требованием изложить исходные условия доказательств. Э-хе, и ведь познали уравнения Максвелла, чтобы затем их ответить Овчаренко. А Рашитова была на экзамене брюхата и стала падать в обморок, за что и получила троечку в зачётке. Но я и сочувствовал, и был благодарен Кадырье, поскольку она отвлекла экзаменатора, и я смог воспользоваться шпаргалкой, и за её тройку купил себе четвёрку.
Комментарий dmd: мне эта подготовка к ТЭД запомнилась по другой причине,
можно прослушать ещё раз >>
Редкий умница майор Малаев объяснял нам схемы трёхканалки В-3-3 (?) с таким энтузиазмом и вдохновением, что невозможно было в него не влюбиться. По прошествии долгого времени стало понятно, что его артистизм был настолько автоматизирован, что по-другому у человека уже и быть не могло. Слава труженикам-педагогам, которых мы обожали. Однажды в подвальном цоколе ТЭИС, где располагалась военка, была лекция по механическому устройству телеграфного аппарата ТА-(6А?). Малаев воодушевлённо рассказывал о движении механических частей — кулачков, реек, шатунов, пуансонов, матриц и т.д. в процессе передачи и приёма сообщений. И вдруг я услышал фразу: «Вот этот выступ входит в отверстие собачки» и воззрился на лектора, а он на меня. Последовала микро-пауза с трудно-удержимым позывом на гомерический хохот и с моей стороны, и с его. Ну каждый нормальный человек знает, что он может взорваться, сдерживая свой смех. Но мы выстояли, и на переменке дали волю эмоциям.
Ох, этот длинный хлопок 1969, когда мы ковыряли из замёрзшей земли каждую ворсинку. Когда мы в бараках боялись чесотки, и мышки спокойно ползали по спящим на нарах студентам. Когда мы познакомились с индийской коноплёй и великолепным вином «крымское». Когда Боря Бергер собирал ребят в кружок и лабал на гитаре Битлов, а светлой памяти Виталик Зажицкий лабал на семиструнке танго «Кумпарсита». Когда от безысходности мы ходили воровать дневную норму на соседнем хирмане и чуть не были убиты сторожем. Когда Юра Климушкин забивал косяк мощёвой, а Саша Панов после этого отправлялся далеко за горизонт, и Марго Головина вечером спрашивала у него с улыбкой на красивом лице: «Смерти моей хотите?» Когда с криками «ура» вонючие и голодные студенты увидели на плацу приехавшую за ними колонну автобусов. Когда Кригер вынул в последний день из-под матраца свой последний припас — сыр Рокфор, и все от него отвернулись. Вот это были великолепные дни!
Майор Ольхин был строг к товарищам студентам и не разрешал на лекциях сидеть в тёмных очках. Но я не мог по-другому, поскольку был травмирован на правый глаз корягой, что встала на моём велосипедном пути по возврашении с Кадырьи. На этот раз он достал меня, и я снял очки, показав ему мою травму. Он смущённо замолчал, как бы разрешая надеть очки на место, поскольку и сам имел красивый шрам через всю физиономию. А в это время Фима и Володя азартно сочиняли очередной шедевр-буриме:
О телефоны-аппараты, о телефоны-аппараты!
В своих поэмах и балладах вас Телефрон воспел когда-то.
Вы состоите очень часто всего из нескольких частей.
Их перечислим, будет ясно устройство до мозга костей.
Вот цепь, наверно, вызывная — её задача нам ясна —
Сигнал пройдёт, я точно знаю, и вас разбудит ото сна.
Сигнал прошёл сквозь цепь простую, здесь конденсатор и звонок.
Звонок зазвонит не впустую, поднимешь трубку — в ней гудок.
А вдруг захочешь погутарить? Тогда придётся вызывать —
Индуктор крутани. Базарить? — не надо… нужно подождать.
А батарея ГуБЭ-10 даёт нам ёмкость раз и 3.
Её нам хватит и на месяц, и на два, может, и на три.
Две нелинейнейших нагрузки включают во входную цепь —
Полоску шума сделать узкой поможет нам диодный сцеп.
Второй диод довольно скоро возьмёт нагрузку на себя,
А трансформатор очень чисто пропустит ток через себя.
А коль сигнал вдруг будет малым — мы подключим один каскад,
Теперь довольны мы сигналом. И тот, кто нам сигналит — рад.
А как включаем телефоны? Конечно, поперёк моста,
Чтоб личного не слышать тона, а слышать лишь сигнал с поста.
___________________________________________________________________________
Ближе к окончанию наших чудесных студенческих мытарств на 5 курсе, понимая, что надо уже определяться в жизни, ребята и девчата искали контактов. С любезного согласия Тани привожу романтическую переписку на лекциях по телефонии:
Татьяна! Как твоё здоровье?
Пьёшь молоко ли ты коровье?
Хочу спросить тебя я вдруг
Как ты живёшь среди подруг?
А ты ответь мне звонко, звучно,
Чтоб слышно было мне сподручно.
Стою я пред тобой без грима —
Доброжелатель Златин Фима.
Доброжелатель Фима Златин,
Меня ты вспомнил очень кстати!
Уж кончилось моё здоровье,
И вышло молоко коровье,
Подруги все мои сбежали,
Оставили меня в опале.
И собралась уж я опять
Спокойно, тихо умирать…
Но ты, о Фима, друг прекрасный,
Блеснул во мраке взор твой ясный,
И вновь здорова, весела.
Сижу, пою ла-ла, ла-ла!
Затем 8 марта последовала историческая вечеринка на Огородной у Панова, где зачётно был смешан Бетховен с портвейном, и я сделал Тане предложение, на которое она ответила положительно.
Мемориз от вокалиста КДС/Группы_Полёт
Волею судьбы-йндейки (ей наша жизнь копейка) пришлось в январе 2014 побывать в Ташкентском Авиа-городке. Это было так. Мне объявили на почте, что теперь доверенность на получение пенсии для супружницы моей надо заверять в Сергелийском узле почтовой связи и дали координаты. Добравшись до указанного места и после всех неутешительных формальностей выйдя на свежий воздух, я вздрогнул - а ведь я здесь бывал когда-то... Решено! - найду точку притяжения.
Недолгое плутание по лабиринту Авиа-городка привело меня к незабвенному клубу Гражданской авиации. Его подлатали, перекрасили в голубой цвет, не оставив ни одной облезлой стены. Обхожу всё здание вокруг, любуюсь и слышу со стороны актового зала многоголосый неверный старческий хор: «Во поле берёзка стояла, люли-люли, стояла» … и та же капелла вслед за этим заводит «Уж я золото хоронюу- хоронюу, чисто серебро прихораниваю».
Это было уже нестерпимо близко душе моей, и я зашёл внутрь Республиканского Русского Культурного Центра. 
«Вам куда?»,— от дежурной на входе слегка напрягло. Но я бодро ответил: «Сюда. Мы здесь лабали». «Сто лет назад?» Долго считаю в уме число прошедших лет. «43». Двигаюсь от ресепшена вдоль коридора на сцену и правой рукой автоматически толкаю дверку в нашу заветную репетиционную. Теперь здесь трогательная в своей бедности библиотека с русской классикой на борту. Всё прилично, только не слышно грохота барабанов и звона гитар. Далее вход в концертный зал. Хор уже ноет: «Некому берёзку заломати». Понимаю, что «золото с серебром» было фантомом моей памяти, давно похороненным в этих стенах.
В зале вижу весь тот же антураж с полукруглой сценой, тяжёлым занавесом с полутёмными закулисами по бокам, откуда когда-то выскакивали мальчики в одинаковых пёстрых рубашках, ведомые Жураковским с коком волос на лбу и трубой в руках. В этот момент музыкальная бабка-активистка лупит не по тем нотам, но по тому же самому пианино! «Заломати», — тянут старушки.
Продолжаю экскурсию в отдельную аудиторию, где меня когда-то посадили с тромбоном, и где мы сняли колки с контрабаса. Стандартный интерьер с портретами глав правительств, флагами Узбекистана и России, детскими рисунками и поделками, только в тишине не раздаются ни душераздирающие вопли тромбона, ни мои чертыхания в его адрес. Напоследок спрашиваю у престарелой дежурной, мол, правительство финансирует? Она шипит, что нет никакого вспомошествования, всё сами. Ну, я говорю, значит богатые меценаты. Идите, гражданин, своей дорогой. И с лёгким сердцем я выбежал вон.