Бой железных быков или день в ожидании чуда
С нашей веранды хорошо виден наш городок, спускающийся в широкую, лесистую долину.
За красными крышами домиков, раскинутых там и сям по склонам холма, широкий, заросший выгон, теперь уже никому не нужный. За выгоном до самого горизонта лес. Там за лесом, как на последнем закате заиграло ярким оранжевым светом. Птицы вдруг примолкли, наступила тишина. Лишь листья деревьев мелко затрепетали словно в предвкушении преображения. Оранжевое зарево сгущалось, превращаясь в ослепительно белый шар. Я знал - на него нельзя смотреть, но не мог оторвать взгляд. На веранде стало светло и поэтому неуютно. Наши фигуры отбрасывали глубокие, чёткие тени. Быть может, сейчас они стали реальнее нас, сидевших за завтраком. Земля задрожала и деревья недовольно замотали ветками. Кто-то уронил вилку, кто-то звякнул чашкой... Из-за леса поднималась тёмная волна, двигаясь на город и вовлекая в себя всё попадавшееся на пути: лес, красные крыши, колокольню со звонившим колоколом. Еще миг, думал я, и мы... станем ли мы её частью?
Меня волновали стёкла – если они лопнут, то мы ничего не увидим. Когда мы строили дом, Лина настояла, чтоб стёкла на веранде были особенные – закалённые. К счастью, у нас не было случая убедиться в их прочности... к счастью. Стёкла выдержали. То ли рельеф, то ли наше везение подняли волну над домом, только крыша улетела с ударившимся в неё колоколом. Его звон говорил нам: «Крыша вам больше не нужна-а-а». Вслед за крышей полетела утварь. Мы наблюдали как из комнат, словно по велению магических сил, выпархивали вверх книги, подушки, простыни и одежда – зрелище, ради которого стоило... жить. За тёмной волной понеслась огненная. Она бурлила и клокотала, заливая всё, что осталось от городка. Сейчас она ударит в нас и наши мысли испарятся лёгким облаком вместе с оконным стеклом. Неужели это всё?..
Дурацкий сон. Проснулся весь в поту... Нужно проверить окна – выдержат ли они? Глупая, конечно, мысль, но... Пока спускался вниз – прихватило поясницу. Старческая болезнь – то схватит, то отпустит, то здесь, то там. Выйдя на веранду, услышал звон колокола – уже шесть, отец Марк, несмотря ни на что, честно исполняет обязанности. Городок просыпается? Да много ли в нём осталось? Над домом Марты дымок – она печёт булочки. Сейчас это то, что нужно ... схожу пока все спят, Петька любит свеженькие... Мы решили с детьми вести себя как обычно, хотя... они всё знают. И ещё – нужно обязательно встретиться с Понтом, выяснить, наконец, про железных быков. Мелочь, но... Всегда так бывает – до мелочей руки никогда не доходят, всё некогда. Вспомнишь, иной раз, и тут же забудешь.
Люблю утро, еще до восхода, когда свежесть бодрит после сна, разгоняя его остатки... и обязательно, чтоб идти куда-то по делу, по влажной от росы тропинке. Спускаться по ней в город легко, а возвращаться с годами всё сложнее. У развалюхи Понта по-прежнему пахнет навозом. Удивительно, за долгие годы запах не выветрился. Раньше у него была скотина, остался один мерин. Обошел пустую хибару и загон, старая вывеска над входом с потускневшим изображением дерущихся быков раскачивалась на ветру, телега без одного колеса заросла травой. Покричал – ни Понта, ни мерина... шляются где-то. Дойду до Марты.
– О, еще один пришёл! – Марта была в отличном настроении, – заходи, Джек, тебя уже ждут!
Марта хлопотала у стойки, а за деревянным столом сидел Мартин.
– Привет, Мартин, узнаю твою лысину! – Я подошел к столу.
– Он ни свет ни заря... уже квасит! – весело кричит Марта, – Вот, принёс мне дров – теперь имеет право. Тебе тоже плеснуть, Джек?
– Давай, давай, Джек, – шепчет Мартин, – она сегодня щедрая...
– Чего ты там шепчешься, лысый? Я и без тебя налью Джеку... по старой памяти, сколько ты ко мне не подбивался в молодости, а я всё равно Джека любила. Если б не Лина, упокой её душу, был бы он моим. Он и сейчас... смотри – огурчик кудрявый, не тебе чета лысому! – говорила Марта, наливая мне полстакана. Налила и себе, села с нами за стол.
– Давайте, ребята, за то, чтоб… пережить это всё! – сказала она, а может быть, спросила.
– Да, как пережить-то? Ты чё? – заворчал Мартин, глотнул и поперхнулся, – Сколько осталось-то... день-два? И не надейся, вот сейчас как шарахнет, не успеешь допить. – Он глотнул ещё раз.
– Я это к тому, что... скорей бы, надоело ждать. Который день уж не готовлю, так… пеку понемногу и думаю: хоть бы кто пришёл, а то к вечеру опять всё выкидывать... Подождите, ребята, я сейчас омлет сделаю, – вскочила она, – и ещё у меня кое-что есть... берегла, а сейчас самое время.
– Ну, засуетилась. Ладная баба – Марта, – говорит Мартин, когда она ушла, – уж года два как умер её Билл, а она одна… как она управляется со всем? Как свет вырубили – стал с дровами ей помогать, так она… Ты заметил – она всё за полцены раздаёт? А в последние дни вообще даром, лишь бы при делах.
– Ты не видел Понта? – сменил я тему.
– В лесу в шалаше, наверное, или со своим мерином разговаривает.
– Нету его дома, и мерина тоже...
– А зачем он тебе?
– Хотел про «железных быков» расспросить.
– Дались они тебе, – удивился Мартин, – сказка для детей.
– Ну, да... сказка. Вспомни как мы пацанами пересказывали её, верили и не верили. Но... он-то был свидетелем, должен помнить… сколько народу тогда покалечилось!
– Так это когда было, зачем сейчас об этом?
– Не знаю... правда ли что рога у них были с железом?
Пришла Марта. С горячей сковородки разложила нам шипящий омлет, принесла пыльную бутылку красного.
– Открывайте, ребята. Это ещё отец Билла делал из своих виноградников.
– Знатное вино, – восхищался Мартин, разливая, – ты это... по какому случаю?
– Просто так, ребята. За вас!
– Хитришь, Марта, хитришь...
– Да, кому это все теперь нужно? Всё одно – пойдёт прахом. Живешь как во сне и не знаешь – проснешься ли?
– Вот и ответ, - процитировал Мартин, – его осмыслить должно – что в смертном сне увидеть можно?
– А может пронесёт? Как вы думаете, а? Так хочется, чтоб… Так не хочется… Скажите, что... Может что-то мы не так делали? – Марта фартуком вытирала слёзы.
– Ну-ну. Не нюни, Марта! Это же так быстро… и не заметишь. Не успеешь и… проснуться. А делаешь ты все правильно! Сколько на твоём веку было хорошего... и хорошего, – язык у Мартина уже заплетался, – пришло время посмотреть прямо в глаза... не зря нам... не зря мы... Ты самая лучшая Марта в мире!
Она залилась благодарными слезами:
– Да, я что? Вот только деток жалко... Джек, как твои? Вы так никуда и не уехали...
– А куда ехать-то? – вздохнул я, – Везде одно и то же... Ни бензина, ни электричества... Шарахнет – нигде не спрячешься…
Мы уютно сидели, по-доброму вспоминая молодость, и за старым вином я забыл про железных быков и свежие булочки для внуков.
Но мне пора – нужно разыскать Понта. Спасибо, Марта! Пока, Мартин! Булочки она мне всё же сунула, целый пакет, будут теперь к обеду.
На выгоне одиноко пасся серый мерин, а Понта нигде не было. Отсюда мне хорошо был виден наш дом, самый верхний на склоне холма. Они меня, наверное, тоже видят. Смотрят и спрашивают себя – что он там делает, почему не возвращается? Переволновались – куда я исчез? Потерпите, мои хорошие, скоро буду. Буду улыбаться принуждённой улыбкой и шутить не к месту. Будет как всегда – мы же договорились. Растравила меня Марта – «деток жалко», или это выдержанное вино действует? Может это и к лучшему – уйти молодым, не испытав на себе «пучины бедствий»? Что... что я говорю, старый хрен?.. Уйти, не познав любви... дружбы… раннего утра? Уйти, не осознав всего этого… того, что спрятано в «просто жить»? Мы вот, сидели, вспоминали... было о чём, нам есть о чем жалеть. А им? Да, я просто убежал из дома. Струсил! А мне нужно быть с ними... рядом... до самого момента, когда наши улыбки испарятся вместе с оконным стеклом... Мерин тыкался мордой мне в руку, прося ещё булочек. Я сел в густую траву, опять кольнуло поясницу. Ладно, черт с ней, скоро уже... Ах, как жалко, что уже скоро... Как жалко, что всё это вокруг исчезнет без следа, без намёка на прежнее существование... И не понять - чего жальче... себя?.. детей?.. этот городок с выгоном?.. Агата по ночам плачет... от страха?.. от жалости?.. а Гарри серый от тоски и безысходности... Что, старичок, обратился я к мерину, надоела тебе травка – перешёл на булки? Грива нечёсаная, не кованый давно... живёшь неприкаянный, как твой хозяин. Ладно, скоро уже... Поговорить бы с тобой, да не умею я разговаривать с лошадьми, мне бы с людьми поговорить. Где же Понт? Солнце уже припекало, трава запахла, зазвенела кузнечиками, зажужжала шмелями, сновала в ней мелкая, глупая живность, не замечая опасности. Что же мне так тревожно? Хочется жить? Хочется лежать в траве и жить. Бабка Полли, когда совсем не слегла, с трудом вставала с постели проводить меня и плакала. Что ж ты плачешь, баб? Жить хочу, отвечала она. Потом долго стояла у окна, глядя, как я ухожу. Я махал ей, а через несколько шагов снова и снова вскидывал для неё руку... А она всё плакала.
Нет, в шалаш к Понту я не пойду – далеко. Я поднял пакет, в нём остались две самые сладкие булочки и бутылка красного – умница Марта, сейчас это то, что нужно. Мне нужно к внукам. Будем бегать с Петькой по комнатам, искать друг друга. Я буду делать вид, что не нахожу его, а он будет очень доволен этому. А Дианка заставит меня читать книжки, обязательно про принцесс. Потом мы будем прыгать через скакалку, опять стрельнет поясница и они будут меня «лечить». Красота!
На солнце меня вконец сморило, иду пошатываясь. Отец Марк догоняет меня на велосипеде:
– Добрый день, мистер Джек!
– Денёк что надо, святой отец, – отвечаю я, – вот, только: добрый он или как... не знаю, поживём – увидим.
– Но, вы-то, вижу, не отчаиваетесь. Это хорошо.
– Устал я отчаиваться, святой отец, устал ждать...
– На всё воля Божия. Бог милостив.
– Вы это серьёзно, – я начинал злиться, – считаете, что пронесёт? Ну-ка, убедите меня, что завтра снова будет добрый день!
– Нужно надеяться...
– На что? На кого? Уж всё позади...
– На господа... Бог милостив.
– Бог-то милостив! – заорал я на него, то ли его неуместное смирение возбудили меня, то ли это накопившиеся тревоги и ожидания вылетали из меня криком, – Но, какого чуда ждать от безмозглых железных быков с тупой, застилающей разум яростью, сметающих в своём противостоянии всё вокруг?!
– Мистер Джек, как я понимаю, ваша аллегория с «железными быками»…
– Да, святой отец, аллегория, – перебил я его, остывая. На самом деле, подумал я, что я взбесился на него, понесло? – это я так... о своём. Вы у нас недавно, про железных быков, конечно же, ничего не слышали... Простите меня… А я гляжу – вы тоже подались отсюда. В город? Не поздно ли?
– Нет, что вы, мистер Джек, мне нельзя уезжать, у меня приход... пустой, правда, но... Тут вот Марта собрала кое-что для мадам Берг, – он показал на пакет такой же как мой, – она всё слабее... никуда не выходит... и поговорить ей не с кем... рассказывает мне о своей академической молодости. Отвезу ей гостинец от Марты и буду готовиться к вечерне...
– Передайте ей привет от меня... я, к сожалению... спешу к внукам... и ещё, отец Марк, просьба: расспросите её о железных быках, может припомнит... и ещё... когда будете уходить – махните ей рукой.
У дома стоял автомобиль Гарри, пыльный и грязный. Трава подросла под ним, наполовину скрыв спущенные шины. И мыть тебя не нужно, подумал я, и заржаветь ты не успеешь, распадёшься на атомы как... как одуванчик на ветру… вместе с моими мыслями о тебе. Интересно, а что я при этом буду чувствовать... когда кожа потечёт с лица? Пока только интерес, даже страха ещё нет… или уже нет? Вот раньше бы так – всю жизнь прожить без страха и… без надежды на чудо. Надежда появляется со страхом?
Гарри сидел у веранды с радиоприёмничком в руках:
– Батарейка сдохла, – вздохнул он, – да, всё равно... кругом пустота... После того как объявили о неизбежности «ответного удара» – пустота. Может он уже был, а мы и не знаем? А ты где был, отец?
– Вот, – я развернул пакет, – это от Марты – детям и кое-что нам.
Что-то вроде улыбки мелькнуло у него на лице:
– Пойду воды принесу... сготовим что-нибудь на обед.
Из дома выбежала сноха Агата вся в слезах:
– Не могу больше... сил нет...
За ней вылетел Петька.
– Мам, не плачь, – рыдал он, – я больше не буду!
– Что произошло? – повысил голос Гарри, ну-ку, успокоиться всем!
Появившаяся Дианка ябедничала:
– Он сказал, что мама умрёт... Дед, а я тоже умру?
– Что за глупости? Ну-ка, марш за мной! – я взял детей за руки и повел к себе в комнату, нужно их отвлечь, что-нибудь придумать… чтоб отвлечь себя.
Когда мы уселись рядышком на диване, я начал сочинять.
– Я расскажу вам сказку, страшную, но со счастливым концом. Всем утереть сопли и слушать внимательно. Жил-был Понт, вы помните старика Понта? Когда он был молод, он держал скотобойню... э-э... скотный двор. Со всей округи к нему вели животных, он никому не отказывал, всем помогал. Однажды на ярмарку привели ему железного быка – большого, сильного и грозного... А у него у самого был такой – громадный, чёрный железный бык. Они сразу не понравились друг другу, долго стояли, фырчали, рассматривая один другого. Народ веселился и ждал – что же дальше будет? Понт знал, что это стояние добром не кончится, пытался развести быков, но где там... быки огромные – Понт маленький, сил у него не хватало. Просил он людей, чтоб помогли ему, но для них это было развлечение, ярмарка – торговки кричали, карусели крутились, балаганы смешили. Уже начали быки землю рыть, уже налились огнём их глаза, а людям всё нипочём – интересно, как это случится. И случилось. Столкнулись быки в смертной схватке, только искры во все стороны... и не видели, и не знали они скольких людей покалечили и погубили под своими копытами...всё рушится, всё горит и стонет, а им-то что... у них свои проблемы. Испугались люди – что делать, как спастись от быков? Понт придумал, вышел с ружьём и пристрелил обоих, и своего и чужого... А своего он как любил, но пришлось...
Я вздохнул, нужно что-то дальше сочинять.
Петька заёрзал, а Дианка спросила:
– А счастливый конец когда?
– Счастливый конец? Разошлись все по домам к своим детям и решили впредь быкам волю не давать, держать их на привязи. А те, кто погибли... так не погибли они – превратились в лёгкое облачко и поднялись на небо. Им теперь там хорошо плавать... и смотреть на нас.
– Дед, а мы тоже превратимся?..
– Ну, конечно! И это самое интересное... главное – не бояться.
– А мама боится, правда?
– Так её надо успокоить, вы что... не догадались?
Обед прошёл оживлённо. Дети рассказывали родителям про бой быков, придумывая свои подробности, молодцы. И Агата, и Гарри тоже повеселели, мы распили бутылку от Марты, настроение поднялось... надолго ли? Последние дни от одного тактического удара к другому напряжение только возрастало. Закрылись заводы, вырубили электричество, кончился бензин... Люди засобирались кто куда... Куда? Куда податься? Всюду одно и то же... тревога и ожидание тревоги, ожидание конца и надежда, что он будет счастливым… скорым. Некоторые «пируют во время чумы», некоторые, как мы, надеются на чудо. Некоторые, как отец Марк, и не замечают всего этого... откуда у него силы не замечать? Главное – не бояться? Не бояться чего? Неопределённости... Неопределённость родит тревогу, тревога сменяется тоской, из которой нет выхода. Марк и Марта для себя всё определили – жить как прежде и не бояться жить. Пойду-ка разыщу Понта... пока дети уснули.
Понта опять дома нет, но в загоне вместе с его мерином появился гнедой жеребец. Интересно – Понт прибарахляется? Войдя в лес, услышал выстрел. Что-то недоброе? Побежал... У шалаша Понт свежевал кабанью тушу.
– Джек, ты кстати. Смотри какой красавчик! – он показал на подстреленного кабана, крупного и клыкастого.
– Ну, ты даёшь, Понт, решил по-браконьерить? – спросил я отдышавшись.
– Ха! Нынче закон закончился, – начал философствовать он, продолжая разделывать тушу, – снова наступает... это... кто смел, тот и съел. Я уж давно тут прикармливаю семейку клыкастых... будет нам пропитание на зиму. А что делать? Сволочи разбежались... попрятались кто куда, заварили кашу и смылись... так нам лучше будет – сами управимся... проживём!
– Ты чё, старик! С ума спрыгнул? Не сегодня-завтра громыхнёт... стратегический удар…
– А ты всё ждешь? – он стрельнул в меня взглядом из-под косматой седины. – Так и помрёшь в ожидании... от голода... когда все припасы кончатся.
– А гнедого у кого увёл, старый? – усмехнулся я.
– Сам пришёл. Я уж пару дней вижу по лесу чужие следы... ну, вывел своего мерина... вот они и снюхались. Хороший коняга, в хозяйстве пригодится... Думаю, это из соседней деревни люди подались, а коней отпустили. Вот увидишь – еще придут, будем на них пахать.
Он ещё долго рассказывал, как хорошо будет нам без «сволочей» и «телевизеров», а я думал: что это?.. сила жизни или просто привычка? Я вот – расквасился… от чего? От большого ума? Его-то как раз и не нужно, чтоб понять, что, даже если завтра громыхнёт, то сегодня надо прожить.
– Ты вот что, Джек, – продолжал он, – я сам хотел зайти к тебе, спросить... помню у отца твоего был карабин, старый, еще армейский... ты разыщи его, если не выкинули... очень пригодится! Не пройдёт и недели – появятся у нас лихие люди поживиться за чужой счёт, вот увидишь!
– Неделя? – удивился я. – Ты, Понт, оптимист!
Большую часть туши он взвалил на себя, мне досталось гораздо меньше. Как он в таком возрасте сохранил гибкость и упругость тела?
– Приходи ко мне, приложу тебе листиков – как рукой снимет твою поясницу, – говорил он мне, а я вспомнил про быков.
– Понт, расскажи о железных быках, а то... я...
– Та-ак, потянуло на воспоминания?
– Да, как увижу твою вывеску, думаю – было... не было? Мы тогда ещё пацанами были, с чужих слов пересказывали...
– А что именно тебя интересует?
– Искры. Говорят, рога у них были железные, аж искры сыпались... от того всё и загорелось.
– Рога как рога, – он рассмеялся, – гриль с углями они опрокинули – вот и вспыхнуло... Это потом я заметил, что братья Бахи, что своего бугая привели на ярмарку, надели ему на рога железки, чтоб не сломались... Они-то и затеяли это – подговаривали людей, чтоб посмотреть, мол, как быки подерутся... глупые были. А на вывеске на своей я в назидание дыму пустил – искры пририсовал, чтоб страшнее было. Многих тогда покалечило, обгоревшие были... одного из братьев придавило насмерть, много пришлых и наш... как его... Бромли, хороший был мужик, так и не оклемался от ран.
Вот и узнал я правду о «железных быках», думал я, и что мне это дало? Успокоение?
Мы шли по выгону по колено в траве. Солнце уже клонилось, кузнечики продолжали трещать. Что-то во мне изменилось с утра? Ушла тяжесть из груди? Ушла тревога? Успокоение… И дело не в правде о быках... здесь что-то другое, более важное.
Марта встретила нас радостным визгом, захлопотала. Мартин, похоже, весь день просидевший у неё, помогал нам затаскивать нашу поклажу. Марта начала командовать – кому что делать, чтоб на ужин пригласить всех оставшихся в городке.
– Мы, Джек с семьёй, Бернсы остались... тоже с детьми, сапожник Кохлер, потом... этот высокий... на бензозаправке работал – Флик, кажется, у него жена Ирена в положении, вчера приходила за молоком... да, отца Марка позвать… и обязательно привезти мадам Берг! Понт, у тебя телега на ходу? Мартин, хватит сидеть, давай быстро за дровами! – распоряжалась она с удовольствием, ей это нравилось. Всё зашевелилось, завертелось вокруг неё, будто и не было последних дней страха и тревог. Простые житейские заботы отодвинули от нас все мыслимые мысленные волнения, привнося тихую радость простого общения. Может нам сейчас необходим именно он – этот «пир во время чумы», наш пир?
Пока Гарри помогал Понту чинить телегу для мадам Берг и запрягать гнедого, мерин косился на них, словно спрашивая: «А я?»; пока я чистил от масла, отыскавшийся на чердаке – как новенький –отцовский карабин, а Дианка примеряла самое праздничное платье, Петька у зеркала приглаживал свои вихры; пока собравшиеся при свечах у Марты со вкусом поедали угощение, запивая старым вином, слушая стихи мадам Берг; пока Мартин показывал карточные фокусы, а дети плясали с Понтом джигу, даже когда мы вышли с ним покурить и он вспоминал что-то о своей жизни… я чувствовал – страх ушёл. Но надежда осталась! Главное, думал я, нужно держаться вместе. Всем.
Там за лесом, на последнем восходе заиграло ярким оранжевым светом. Птицы вдруг примолкли, наступила тишина. Лишь листья деревьев мелко затрепетали словно в предвкушении последнего преображения. Оранжевое зарево сгущалось, превращаясь в ослепительно белый шар. Я знал – на него нельзя смотреть, но не мог оторвать взгляд. Мы завтракали на веранде, вспоминая вчерашнее веселье. Наши фигуры отбрасывали глубокие, чёткие тени. Быть может, сейчас они стали реальнее нас... Земля задрожала и деревья недовольно замотали ветками. Кто-то уронил вилку, кто-то звякнул чашкой... Из-за леса поднималась тёмная волна, двигаясь на город и вовлекая в себя всё попадавшееся на пути: лес, красные крыши, колокольню со звонившим колоколом. Еще миг, думал я, и мы... станем ли мы её частью? Меня волновали стёкла – если они лопнут, то мы ничего не увидим. Когда мы строили дом, Лина настаивала, чтоб стёкла на веранде были особенные – закалённые.
К счастью, у нас не было случая убедиться в их прочности... к счастью. Стёкла выдержали. То ли рельеф, то ли везение подняли волну над домом, только крыша улетела с ударившимся в неё колоколом. Его звон говорил нам: "Крыша вам больше не нужна-а-а". Вслед за крышей полетела утварь. Мы наблюдали как из комнат, словно по велению магических сил, выпархивали книги, подушки, простыни и одежда – зрелище, ради которого стоило жить? За тёмной волной понеслась огненная. Она бурлила и клокотала, заливая всё, что осталось от городка. Сейчас она ударит, и моя мысль испарится… Единственная мысль – успеть проснуться.