Побег или три коробочки счастья
Каменистое плато было ровным как стол – идеальное место для приземления ракеты, – и жарким. Подойдя к его краю, он порядочно взмок – ни клочка тени. Но внизу – зелёная, лесистая равнина, криво перечёркнутая блестящей змейкой реки, то, что ему нужно. «Ах, как удачно! Ну, просто рай: солнце, зелень... почти джунгли», – думал он, вспоминая бетонные «джунгли» своего серого города с вечным смогом, кричащими огнями, приклеенными улыбками, фальшивыми чувствами, синтетическим счастьем... радиоактивными осадками и рукотворными катаклизмами неуёмных страстей, все то, что он без сожаления оставил. Или сбежал, струсил? Не смог приспособиться… или не захотел? Он гнал от себя все эти вопросы, убеждая себя, что ему повезло. Планета была – что надо!
Спуск был достаточно крутым, но не опасным. Углубился в лесную прохладу, ступая по мягкому травянисто-девственному ковру, задевая плечами ветки деревьев, слушая пенье птиц. Подошёл к берегу небольшой речки, загляделся на стаю рыб в прозрачной воде – на обед будет уха.
Из леса вышел оленёнок, постоял, косясь на него, пожевал травку и спокойно удалился. Идиллия! После купания он лежал на траве пытаясь не думать о том, что было и что будет. Солнце хорошо пригревало, но в тени была прохлада и он почти заснул, когда услышал плеск воды. На берег вышел длинноволосый, крепкий, почти голый мужик с туеском в руках. Ничуть не стесняясь, отжал от воды грубую набедренную повязку, с интересом разглядывая его.
Абориген, с ними нужно подружиться, – подумал я, – кто знает, что у него на уме. Я встал, одну руку поднял, другую приложил к груди и, вспоминая, что лучше говорить при встрече с дикарями, сказал:
– Я... Ты... Дружба... понимаешь меня? Я – человек, а ты?
Абориген помолчал, завязал свою повязку и сказал:
– А ты откуда, Человек?
– Э-э, – не ожидал я услышать родную речь, – я...это… долго объяснять... из соседнего квадранта.
– Из соседней деревни? Что-то я не припоминаю тебя.
– Ну, из дальней деревни, – неопределённо ответил я, не объяснять же ему, что я «спустился с небес» – примет за божество, этого мне только не хватало! Но как он сходу врубился в мой язык... может он из наших? Невероятно... Я перепахал всю галактику, чтоб уединиться... нашёл мирок на самом краю... и надо же – с полоборота абориген меня понял!
– А ты кто? – спросил я, – Как тебя зовут?
– Я... как это по-вашему... Ричард-лев... или... Ричард-Львиное-Сердце.
– Постой... а львы у вас водятся? – я был ошарашен и просто не знал, что спросить.
– Не знаю, может и водятся.
– Почему же тогда такое имя?
– Мама назвала. Ты, вот, почему Человек?
– Ну, – я задумался, как бы ответить попроще, – мы люди, поэтому я – человек.
– Странно. Так ты «люди» или «человек»?
– Я человек из племени людей. А у вас какое племя?
– Мы хучи-кучи, а что?
– А как ты понял мою речь, это твой родной язык?
– Нет, мне всё равно на каком языке говорить.
– Это как? Как ты мой язык так быстро выучил?
– Вспомнил... Ладно, Человек, мне пора, – Ричард-Лев взял свой туесок и собрался уходить.
– Постой, можно мне с тобой, – спросил я и начал собирать свой рюкзак. Лучше мне самому с ними познакомиться, всё равно они меня выследят – чужак... пришелец... с какими намерениями? Роль бога что-то для меня не очень, но и дичью быть не хочется.
– А это – что у тебя? – спросил Ричард, показывая на рюкзак.
– Да, так... всё необходимое.
– Много... А у меня, вот – камушки заколдованные, – Ричард потряс туеском, – завтра обыграю Клуба.
– Во что вы играете?
– Как «во что»? В Зуму, конечно! Ты разве не знаешь?
– Нет, расскажи.
Ричард начал азартно говорить про три коробочки, в которые игроки по очереди раскладывают камушки, про то, что Клуб в последнее время его обыгрывает – «наверное, заколдовал»... что он возвращается от Колдуна и завтра обязательно выиграет... а потом все пойдут к Хрякам.
Мы шли через лес по едва различимой тропинке.
Странно всё это... Ричард Львиное Сердце, а ходит почти нагишом... заколдованные камушки... «вспомнил» чужой язык... Мужик на вид безобидный, но как меня примут остальные хучи-кучи? Если эти «хучи» навалятся кучей, то и парализатор мой не поможет...
Вышли на опушку и пошли по полю. Ричард вырвал из земли пару кореньев:
– Чел, хочешь? Это... как её... морковка... сладкая.
– А ваши хучи-кучи не будут против, если я поживу у вас?
– Живи где хочешь. Построй себе хижину и живи... кому какое дело?
– Ну, просто... вдруг кому-то не понравится...
– Да, нет... мы... как говорится – рады приветствовать пришельца из соседнего квадранта!
За полем с холма была видна роща, а в ней деревня. Пока мы шли к ней вдоль ручья, я размышлял.
А он не прост – этот Ричард... косит под дурачка? Хитрит? Затевает что-то? Нужно бы осмотрительней... В роще, в тени деревьев между густых кустов в совершенно случайном порядке... или беспорядке стояли «хижины» – убогие и неказистые – крыша из крупных, сплетённых листьев на деревянных подпорках... вместо стен – куски грубого холста... Зимы у них что ли не бывает? Хучи-кучи не обращают на нас никакого внимания, даже пацаны – вечные искатели новизны – пробегают мимо без интереса, будто появление здесь чужака в джинсах и рубашке, с увесистым рюкзаком за спиной – совершенно рядовое явление. Может так и есть? А «деревня» эта лишь пикник уставших от урбанизации горожан?
– Севилья, встречай гостей, – говорит Ричард, когда мы вошли в одну из хижин, – это Чел, он будет жить у нас. Чел, располагайся... Это Севилья – моя жена.
Севилья, упругая, длинноволосая и тоже полуголая, улыбнулась пришельцу.
– Обедать будете? – спросила она. – Клава, сбегай за водой.
Девчушка, года три ей, схватила деревянную чашку и побежала к ручью. Ричард уселся на циновку, приглашая и меня сесть. Рядом стоял широкий пень – стол, на котором Севилья расставила выдолбленные из дерева чашки и ложки. На другом пеньке она острым камнем крошила овощи и зелень, раскладывая их по чашкам, заливая водой из ручья. Клава стояла рядом и внимательно наблюдала.
Интересно, думал я, каменный век... неолит, но еще не «бронза». Здесь должны быть суровые нравы – борьба за существование... острое восприятие чужака до неприятия. Но на самом деле... может, всё же, театрализованный пикник?
– Иван, иди кушать, – крикнула Севилья, не отвлекаясь от разделки съестного.
Вбежал запыхавшийся пацан лет семи, со свежей ссадиной под коленкой, увидев незнакомца, буркнул: «здравствуйте» и уселся рядом.
– Это наш сын – Иван-Бетховен, – говорит Ричард, – познакомься с Челом, Ваня, он будет жить у нас.
– Здравствуйте, – повторил пацан.
Севилья приложила к его коленке какой-то листик, а он даже не поморщился.
Еда была вкусная, сытная и пряная, даже лучше, чем уха, я ел с удовольствием... Но... необычно всё как-то... Неолит и Севилья, Ричард Львиное Сердце... Бетховен – воспитанный мальчик, каменный нож, продуваемые хижины...
– А вы... ну, хучи-кучи, откуда здесь... из какого города? – решился я спросить.
– У нас городов нет, только деревни, – ответил Ричард.
– Но... «Севилья» – это город такой... был.
– Да, – сказала Севилья, – у нас и Анталья есть – жена Клуба... и Африка – дочка Путешественника.
-– Диковенные имена... откуда они?
– Наследие Предков. Главное – красивые имена. Иван-Бетховен – красиво?
– Красиво... А кем он был... Бетховен? – задал я провокационный вопрос.
– М-м...сейчас вспомню... писатель, нет – композитор какой-то...
– Интересно как, – робко вопрошал я, не желая обидеть хозяев, но с желанием узнать больше, – откуда вы это знаете... ну, про писателей, композиторов?
– Наследие Предков, – повторил Ричард.
– А какое оно – Наследие, его можно увидеть, прочесть... и кто эти ваши Предки? Наверное, с другой планеты?
– Не знаю, в Наследии, которое в каждом из нас, про это ничего нет.
– В каждом хучи-кучи? Это как... и в Иване-Бетховене, и в Клаве?
– Ну!
Нет, здесь что-то не так, придуриваются они, разыгрывают меня. Инсценируют... косят под дикарей, а иначе откуда у них... композитор Бетховен? Нужно спросить похитрее...
– Иван, – обратился я к пацану, – ты в школе учишься?
– Не-а, мне не надо.
– Да, у нас и школ-то нет, – говорит Ричард, – и так всё знают.
– И корень квадратный из девяти?
– Три... а что? – ответил Иван, не моргнув глазом.
– А... на солнце что происходит?
Пацан покосился на меня с подозрением:
-– Мам, дай ещё поесть, – сказал он вместо ответа.
– Синтес, – прошепелявила Клава.
– Иван, нужно отвечать, когда дядя спрашивает, – вступила в разговор Севилья.
– А чё... экзамен, что ли? – возмутился он, – мне ещё шестнадцати нет!
Ричард отвесил ему лёгкий подзатыльник:
– Отвечай, когда взрослые спрашивают!
– Мам, а чё он дерётся?
– А тебе еще «шестнадцати» нет – имеет право шлёпнуть, сынок, – ласково проворковала Севилья.
– Ладно... я пойду. Вон пусть Клавка отвечает, – пробурчал пацан и выскочил из хижины.
– Не вздумай играть в Зуму, – крикнул ему вдогонку Ричард, – тебе ещё шестнадцати нет!
После еды вся деревня погрузилась в послеобеденный сон. На небе ни облачка, а в тени деревьев прохладно. Я разложил свою палатку, залез в неё поразмышлять. Пока всё складывается неплохо. Хучи-кучи приняли меня. Странные люди... не поймёшь – застряли они в неолите или деградировали до дикого сотояния? Прогресс… регресс? От былых цивилизаций должны были остаться артефакты солиднее, чем деревянные ложки и каменные ножи. А если им миллион, скажем, лет и всё их прежнее «железо» истёрлись в прах? Сознательно ли они не используют свои знания – «наследие предков»? Или за ненадобностью? А есть ли у них свобода выбора? Ведь всё зависит от условий – жить «как хочется» не всегда получается, вернее, редко когда получается. Да, что я к ним пристаю? Законы развития неподвластны разуму. Может быть наш «прогресс» – путь к самоуничтожению? А они, вот – живут. Главное, чтоб им самим было хорошо... в ладу с собой и природой. Кстати, их хижины не спрячут от ветров и ливней. Нужно убежище надёжнее, или здесь нет дождей? Хорошие условия! И мне дифференциальные уравнения для жизни совершенно не нужны – наелся атомных реакций и пищи из пробирки. Надоело жить с ежедневными мыслями о завтрашнем дне и выдумывать оправдания своему существованию... жить с тревогами, идеями, надеждами... всё пустое.
Сквозь сон услышал – кто-то разговаривает рядом с палаткой. Вылез. Ричард представил двух мужиков:
– Это – Онегин, а это – Путешественник. Мы тут потолковали... хотим пригласить тебя в нашу команду. Мы завтра играем в Зуму – пойдёшь к нам?
– Но я не умею играть в вашу «зуму».
– Ничего, ты будешь секундантом.
– А что нужно делать?
– Будешь следить, чтоб никто не подсказывал.
– Хорошо, – согласился я, – мне интересно было посмотреть «зуму».
– И ещё, – Ричард помялся немного, – Путешественник хочет сказать...
– Чел, – говорит Путешественник, – приходи ко мне в гости. Ты, говорят, из соседнего квадранта... интересно, как там у вас? Посидим...
Это были смотрины. Собралось чуть ли не всё племя – стояли вокруг хижины тихонько переговариваясь, обсуждая, что и как я ем и говорю. Мы с Путешественником удобно расселись на циновках, а Африка прислуживала, вихляя бёдрами, поднося разные яства. Здесь были ягоды, диковенные фрукты, много зелени... запивали пряным, чуть хмельным напитком... то ли квас, то ли пиво. Я рассказывал о наших городах, университетах, президентах и министрах, войнах и катастрофах, на что из-за стен-занавесок слышались удивлённые возгласы хучи-кучи.
– Да, что-то вы натворили, – вздыхал Путешественник, – наследие Предков нужно бережно хранить, а не использовать. Что-то ваши министры... не того... а зачем они вам?
– Ну, без управления всё скатится к хаосу... анархия. У вас, вот, есть совет старейшин или вождь?
– Совет? Старейшин? Нет... хотя, один старик есть – Принц, у него детей нет. И ещё Колдун, но он не из наших, он колдун.
В хижину втолкнули Принца. Не такой он уж и старый, подумал я, чуть седины в бороде.
-– Присаживайся к нам, Принц, – пригласил его Путешественник, – расскажи Челу, как ты дожил до такого позора.
– Твоя правда. – Принц опустил глаза. – Тебе легче... твоя Африка не сегодня-завтра выскочит замуж... а у меня ни детей, ни внуков... не везёт, не берут меня Предки к себе.
Африка – стройная, гибкая девица на выданье – поднесла ему напиток.
– Угощайтесь, дядюшка Принц.
– И в Зуму я всегда проигрываю, – продолжал Принц, – не везёт мне.
Я ничего не понял ни про Африку... ни про предков, и спросил:
– Разве дожить до седин – это позор?
– А как же? – возмутился Путешественник. – Нужно вовремя приобщиться к Предкам! У меня от старшего сына две внучки, поэтому моя жена уже приобщилась. Вот жду, когда Африка рожать начнёт – тогда и мне посчастливиться уйти к Предкам.
– «Уйти к Предкам» – это умереть? – робко спросил я.
– Ну, по-вашему – умереть, а по-нашему – приобщиться.
– Так вы что... добровольно приобщаетесь?
– Чудак ты, Чел. Видать, вы у себя совсем от своих министров опупели. Приобщиться – это же привилегия. Праздник! Идём к Хрякам и... такое наслаждение!
– Постой, – говорю я, – ничего не понимаю. Причём здесь Африка... и когда она рожать начнёт?
– Его к Колдуну нужно, – пробурчал Принц, прихлёбывая третью порцию напитка, – всё разъяснит.
– Как ты не понимаешь? – горячился Путешественник. – По Заповеди у нас по двое детей, так? Привилегия появляется, когда рождаются внуки, если мальчик, то у отца отца, если девочка, то у матери матери. Как же иначе?
– Иначе, – вставил Принц, – если секунданты опоздают, когда в Зуму выиграешь.
В палатке душно, к ночи температура воздуха не именилась. Маялся пока не вылез на травку. Запудрили они мне мозги со своими привилегиями... или это напиток такой? Попытался осознать про «мать отца» и «отца матери»... Если в молодой семье рождается ребёнок, то кто-то из дедов и бабок должен... приобщиться. Если родится мальчик, то приобщается отец отца, девочка – мать матери... при рождении второго мальчика – мать отца, а второй девочки – отец матери. Можно голову сломать, но ясно одно: пол родившегося ребёнка влияет только на очерёдность приобщения. При двух детях в каждой семье... численность хучи-кучи будет всегда постоянна, сообразил я. Для чего такие ограничения? Возможности среды обитания? Да у них в лесах столько живности водится, рыба в реке почти ручная... однако же дымом костра в деревне и не пахнет. Не могут добыть огонь? Это с их-то знаниями? Наверное, просто не нужно – овощей хватает. Мне снилось как в палатку заглянул оленёнок, жуя зелёную веточку. «Тебе чего?» – спросил я. «Ничего, – ответил он, – живу я здесь».
Утром мужики с разных концов деревни собрались на центральной поляне. Разделились на две группы – кто за Ричарда, кто за Клуба.
– Клуб-Одиноких-Сердец вызывает на поединок! – торжественно провозгласил один. Меня подтолкнули для ответа, которому научили заранее.
– Ричард-Львиное-Сердце принимает вызов! – гаркнул я под одобрительные возгласы команд.
Поединщики уселись на траву друг против друга, между ними три туеска-коробочки. Началась Зума! Своим первым ходом Ричард положил в первую коробочку три своих заговорённых камешка, во вторую – два, в третью – пять! Клуб ответил: в первую и вторую доложил по два своих камешка, а из третьей забрал два камешка... Мужики столпились вокруг них, толкая друг друга, шептали, подсчитывая камешки в каждой коробочке. Я же, сбившись со счёта на третьем ходе, никак не мог понять правил игры и её смысла. Что здесь главное? Чёт-нечет, сумма, разность, произведение, частное... или какие-нибудь последовательности... неповторяемость ходров? Похоже, всё вместе... но как они это всё запоминают и чем закончится игра? Болельщики активно обсуждали ход игры, что-то доказывая друг другу с вытаращеными глазами и подсказывая игрокам, размахивали руками и рвали на себе волосы при неудачном ходе, прыгая от радости и визжа при удачном. Я понял, что моя роль секунданта-наблюдателя здесть чисто номинальная – уследить за разворачивающимися страстями невозможно. Среди всеобщего гвалта, переходящего в вакханалию, поединщики выглядели на удивление сосредоточенными, напряжённо-внимательными... Интересно, что у них было на кону?
Над очередным ходом Ричард надолго задумался, в команде противника раздались крики – «Проиграл!» Но вдруг Ричард, бросив по несколько камешков по корзинкам, вскинул руки – победа!
Наша команда ликовала, обнимаясь с побеждёнными. Клуб немного посидел что-то подсчитывая и шепча себе под нос, и потом тоже начал обниматься, признавая своё поражение. В радостном возбуждении вся толпа двинулась в лес – к Хрякам.
Хучи-кучи окружили большую и глубокую яму, обвязали Ричарда верёвкой и осторожно спустили на дно. Что было потом – повергло меня в шок! Из нор в яме вылезали Хряки – небольшие зверюшки, волосатые поросята со страшно свирепыми, уродливыми мордами, длинными языками и громадными клыками. Что же это, ведь сейчас сожрут! – думал я. Хряки облепили Ричарда и принялись его лизать. Поначалу он сидел спокойно, всё более и более расслябляясь. Потом его тело затряслось мелкой дрожью, на лице застыла эйфоричная улыбка, дыхание становилось глубже и медленней. Застекленелый взгляд широко открытых глаз выражал Удовольствие. Мужики внимательно наблюдали за ним, тихо переговариваясь.
– Пора?
– Нет, ещё немного...
– Всё... давай!
– Пора! Тяни!
Вытащили расслабленное тело Ричарда наверх. Он ничего не соображал, продолжая глупо улыбаться и пускать слюни, понемногу трезвея. Это и есть цена победы? – думал я. Наркотическое действие языков Хряков? Придя в себя, он казался энергичным, набравшимся сил. Все поздравляли его и уже собирались уходить, как из-за деревьев показалась праздничная процессия.
– Это Канта из соседней деревни ведут приобщиться, – пояснил мне Ричард, – у него родился внук.
Впереди среди мужчин степенно вышагивал Кант, женщины пели, дети прыгали-бегали, не скрывая радости. Кант, обнимаясь, прощался со всеми, спустился в яму по веревке, которую тут же подняли наверх, и всё повторилось как с Ричардом, с той лишь разницей, что, когда он совсем оцепенел от удовольствия и перестал дышать, Хряки утащили его себе в нору. Хучи-кучи постояли ещё и, распевая весёлые песни, отправились восвояси. Если оно существует – Счастье, думал я, ошарашенный непонятными местными порядками, то сейчас я видел его физическое воплощение.
К реке я шёл через поле. На неухоженых грядках женщины собирали овощи.
– Привет, Чел! – окрикнула меня Севилья. – Тебе набрать чего-нибудь к обеду?
– Нет, спасибо. Я к реке... хотите угощу вас ухой?
– Не-а, мы уху... не едим. Вон предложи Африке, – рассмеялась она, – ей сейчас хоть уху... лишь бы вместе с тобой.
Женщины перемигивались и смеялись, а Африка покраснела.
– Не слушай ты их, сплетницы, - сказала она, подходя ко мне. – Тебе, наверное, не нравится наша еда?
– А вы что-нибудь кроме овощей и фруктов едите?
– Зачем? Нам и этого хватает.
– А кто это всё сажает, – я показал на грядки, – и поливает?
– Никто, само растёт... а поливает дождь, когда Колдун наколдует... когда разозлится.
– Так что... никто не ухаживает за полем?
– Незачем, говорю же, само круглый год растёт. У нас ещё одно поле есть, там тоже много... этих... витаминов... а в лесу яблоки, бананы... всего много, – она откусила немытую морковку и сочно захрустела ею.
– А заразу подхватить не боишься?
– Заразу? – переспросила она.
– Ну, микробов...
– Нет... микробов у нас нет, хотя, если и есть, то хорошие.
– Так что – и никто не болеет у вас?
– Да, не волнуйся ты... в помине не было у нас болезней.
Я скинул свой рюкзак и мы уселись в тени на опушке, женщины, изредка перекрикиваясь, весело поглядывали на нас. Не самое ли время разузнать про Предков, подумал я?
– Про витамины ты откуда знаешь? – спросил я.
– Наследие Предков...
– А кто они... откуда?
– Как «откуда»? Все здешние, наши – хучи-кучи.
– Но, ведь имена «Африка», «Бетховен» – не здешние! Вы знаете так много не вашего... не местного, про витамины ты знаешь... про микробы... но откуда это наследие?
– Не знаю. Тебе бы с Колдуном потолковать.
– Вот, например, – не унимался я, – про Эйнштейна ты что знаешь?
– Эйнштейн? – она наморщила лоб. – Это седой старичок... язык всем показывал?
– Ну! – чуть не закричал я. – Вот, интересно – с чего ты взяла, что он седой... и про язык?
– Наследие Предков, – невозмутимо ответила она.
Я понял – это замкнутый круг. Все всё знают, но откуда и для чего – им по барабану. На вопрос «откуда» – можно предположить какую-то давнюю их связь с Землёй, а вопрос «для чего» – нужно переделать в «почему» – почему они не пользуются своими знаниями, довольствуясь первобытным существованием?
– А уху ты знаешь как варить? – спросил я.
Женщины двинулись в деревню, поднялась и Африка.
– Чел, ты так спрашиваешь, будто... хочешь уличить меня в чём-то, но... всё равно я счастлива. Пока, Чел, заходи, – помахала она мне рукой.
Как всё просто – счастлива! Счастье не зависит от уровня технологий... О себе я, наверное, тоже могу сказать: счастлив. Вот сейчас... лёжа на траве, не о чём не заботясь. Что ещё нужно? Погода – что надо, жрачка нормальная, никаких тревог и проблем. Что ещё нужно для счастья? Так они и живут – в полном и едином для всех счастье, обходясь минимумом средств и желаний.Так и я заживу. Много ли надо? Научусь играть в Зуму... нарожаем с Африкой детей, а придёт время – отправлюсь к «предкам»... к Хрякам. И можно не думать о том, что было раньше – хучи-кучи или их предки со своим наследием? Курица или яйцо? Ясно одно – про Землю они знают многое, хотя и не помнят её.
Я сидел на берегу, в реке играли стаи рыб. На очаге из камней закипала в котелке уха. Интересно, пшеница у них растёт? Можно испечь им хлеба... угостить печёной картошкой.
Из-за лесных деревьев выглядывали пацаны, не решаясь подойти.
– Иван-Бетховен! – позвал я, – хочешь ухи попробовать?
Из леса вышли три пацана, заворожённо глядя на очаг. В диковинку он им.
– Это что у тебя? – спросил Иван, тыча пальцем в траву рядом со мной. – Зажигалка? Никогда не видел!
– Да, – я спрятал её в карман, – а как ты догадался, что это зажигалка?
– Наследие Предков, – ответил он, как я и предполагал.
– А для чего оно вам нужно – наследие?
– Для того, чтоб сдать экзамен в шестнадцать лет.
– Что за экзамен? Расскажи подробнее.
– Ну... все будут спрашивать разные вещи из Наследия... что, да как... Потом можно будет играть в Зуму... и жениться.
– А что будет если не сдашь экзамен?
– Не сдашь? Да, ты что? Не-е... такого никогда не было. Завтра, вот, Орфей из соседней деревни будет сдавать... ему уже шестнадцать... приходи, посмотришь.
– Ну, а потом? Для чего вам Наследие после экзамена?
Пацаны смущённо переглянулись.
– Чтоб знать, – сказал один, а Иван добавил:
– Чтоб не разводить в лесу огонь!
Пацаны с аппетитом уминали варёную рыбу, а я думал: замкнутый круг это – знать, чтоб не выполнять? Чтоб знать чего опасаться? Какая-то логика здесь есть, например, огонь – для них первейший враг.
Ну, а всё остальное? Математика... синхрофазотроны... ненужное приложение? Или же - знать атомную бомбу, чтоб случайно не изобрести её? Но прогрессом здесь и не пахнет! Он им не нужен – они и без него всё знают. А может их каменные ножи, их растворение в природе и есть вершина того самого прогресса? Когда наешься из пробирки, надышишься отравленным воздухом – что делать? Возвращаться к каменным ножам? Но за ним последует каменный топор с неизбежным повторением пройденного. Кому-то покажется мало иметь набедренную повязку – захочется две. И пошло-поехало: топор, винтовка, атомная бомба. Но у них же, у хучей, как-то получается без этого... Получается – это я дикарь, а они – вершина эволюции...Придумали еще себе Зуму... Пацаны, наевшись, рассуждали какой ход лучше после 3–2–5: 1–3–2 или 2–2–8? Ничего в этой Зуме я не понимаю.
Мои размышления прервал крик. Вдоль берега, опираясь на палку и что-то выкрикивая, шёл старик.
– Колдун! – прошептал Иван. Пацанов как ветром сдуло.
– Бетховен, я тебя видел! – орал старик во всё горло. – Не прячься!
Грубая, длинная рубаха, штаны... седые космы прилипли к серому лицу – старик торопился.
– Ты! – закричал он мне. – Ты что здесь творишь? – глаза его горели. Впервые здесь я повстречался со злобой.
– Уху ем, – ответил я как можно спокойнее, – а что?
– Ты откуда такой свалился? – продолжал кричать Колдун.
– Из... из деревни.
– Нет...вообще... зачем ты появился? Что тебе здесь нужно?
– Ничего, – я вспомнил свой сон, – живу я здесь.
– Затуши огонь! – Колдун неожиданно развернулся и пошёл прочь. – О, господи! – выкрикивал он, удаляясь. – Страна непуганых идиотов... Наказание...
Колоритный тип... Интересно, кого он имел в виду?
К вечеру разразилась гроза. Неожиданно заволокло всё небо и загромыхало, и полилось.
Ричард с семьёй забрались от дождя и от страха в мою палатку.
– Такой грозы у нас... отродясь не было! – шептал он.
– Пап, я не виноват, что Колдун так разозлился, – скулил Иван-Бетховен, дрожа всем телом.
– Не переживай, Ваня! Это я разозлил Кодуна – не знал, что огонь нельзя разводить.
Ночью гроза утихла и мне приснились три коробочки счастья. Я знал, что в них счастье, но не мог понять – какое оно.
Ярким и тёплым утром, когда хучи-кучи занимались своими делами, я, лёжа в палатке, размышлял об их счастье. В первую коробочку, без сомнения, нужно положить благоприятную окружающую среду. Она у них исключительная – никаких забот о пропитании... не агрессивная... от неё не надо защищаться. Она всё даёт им даром, не требуя ничего взамен. Правда и запросы у них скромные – удивительно непритязательные люди... ну, на редкость, с их-то знаниями. Знания... «наследие Предков»... похоже оно генетически передаётся потомкам... ещё одна коробочка? Хучи-кучи миролюбивы и добродушны до простоты, и это тоже у них в крови... Ни ссор, ни претензий друг к другу... Интересно, было бы их побольше – как бы они делили урожай? Стоп! Гомеостаз... Ну, да! Для того, чтоб всем всего хватило, для поддержания гомеостаза – нужна искуственная регуляция численности... вот оно что! Родился внук – дедушку к Хрякам! Численность населения постоянна! Это третья коробочка! А «приобщение к Предкам» – с удовольствием, чтоб не бить по нервам, с кайфом – желанный праздник. Как же это так складно у них получилось? Но остаются ещё Зума... её куда определить?
В палатку заглянула Африка, красивая и счастливая, в длинные волосы вплетены яркие цветы – праздник.
-– Чел, ты хотел побывать на экзамене... Пойдём?
Откуда они всё про всех знают?
Не обращая внимания на взгляды соседей, она гордо вышагивала, взяв меня под руку – праздник!
Племена расселись на главной поляне широким кругом, в центр которого вытолкнули застенчивого Орфея. Жаль парня, думал я, но мне нужно его провалить. Ничего, как говорится, личного, просто... даже не с целью – посмотреть, как поведут себя хучи-кучи... Возникла одна идея! Вопросы мог задавать любой желающий. Сначала спрашивали о бытовых и неинтересных для меня мелочах: как построить хижину, выдолбить из упавшего дерева ложку-чашку, заточить каменный нож...
– Как добыть огонь? – выкрикнул я для разминки.
Все приутихли, Орфей начал рассказывать: как тереть сухие деревяшки, но спохватился и добавил, что лучше Колдуна не тревожить. Толпа одобрительно загудела – молодец! Дальше, думаю, спрашивать про Эйнштейна нет смысла – даже Африка знает. Спросил про Хокинга: «Гравитационный физик-теоретик», – отвечает Орфей. Про Велага: «Изобретатель гравитационного двигателя». Толпа аплодировала!
– Про войну Миров – что знаешь? – продолжал я.
– Ну... было три мировые войны...
– Не про мировые войны, – поправил я, – а про войну Миров?
Бледный Орфей чесал затылок, а легкое замешательство толпы перерастало в разноголосый гомон – спорили про войну Миров. Африка шепнула мне: «Чел, у нас про это ничего...», – и я понял, что нащупал провал в их «наследии», вернее, конец их земной истории.
– Что молчишь, Орфей, не знаешь? – давил я. – Вспомни, как «марсиане» на нас напали!
– Какие марсиане?
Мнения разделились, кто-то кричал: «Пусть говорит», кто-то: «Не было такого», кто-то: «Кончай экзамен», а кто-то: «Пусть сам Чел скажет». Вся эта демократическая волынка тянулась долго. Вождя на вас нет, чтоб прикрикнуть! – подумал я, вышел в центр круга и пожал Орфею руку.
– Молодец! – говорю, – не поддался... война Миров... это так, из другой оперы.
– Ура! – радостно закричали хучи-кучи, дети прыгали, женщины пели, мужики потащили Орфея играть в Зуму. Экзамен закончился.
Давно это было, но нужно вспомнить – что было после Велага, но до войны Миров. Здесь заканчивается их «наследие Предков» и дальнейшую историю они не знают. Это может означать лишь одно – именно тогда их «предки» очутились здесь и... их развитие закончилось! Почему? Почему, имея в наследстве богатейший спектр общественного устройства: монархии, республики, коммуны... всякие там демократии... автократии... у них ничего этого нет? Ни вождя, ни совета старейшин... ни партийных съездов... ни религии, ни власти. Стоп, а Колдун?
Я переплыл реку в том месте, где появился Колдун, когда я развёл костер, и пошёл по тропинке по направлению к плато. Мне он очень нужен. Его возглас: «О, господи», – говорил мне о многом. Он должен знать. Идти пришлось долго, уже вечерело, когда я упёрся в каменистый подъём на плато. Прямо в скале была вделана, грубо сколоченная, деревянная дверь, я постучал, но никто не ответил. Внутренние стены пещеры занавешаны шкурами... лежанка, догорающий очаг – дымок уходит в дыру в скале... Колдуна нет. На столе раскрытая книга, а на ней очки... стёкла с большими диоптриями. Всё! Я вышел, присел на валун. Что это? – думал я. – Разгадка тайны хучи-кучи или новая, большая тайна? Кто он – Колдун? Кто он для хучи-кучи? Что он – дряхлеющий старик – здесь делает? Как сюда попал? Почему прячется?
В пещере послышался кашель Колдуна. Как он там очутился, левитирует что ли?
– Чел, заходи, раз пришёл, – крикнул он.
– Привет, Колдун! Классная у тебя нора.
– Ты чё пришёл? Проблемы с Африкой?
– Нет... никаких проблем.
– Ну, тогда женись, – он снова закашлял.
– Неважно выглядишь, Колдун. Что с тобой?
– Старость...
– Давно ты здесь?
– Не имеет значения... Ты или говори: что нужно, или... садись в свою железяку и дуй восвояси.
– Спросить хотел... зачем ты хучам пудришь мозги заговором камушков?
Старик рассмеялся, через удушающий кашель выдавил:
– А они – дурачки, – верят в колдовство!
– Они верят и в то, что это ты грозу на них послал... Хочешь для них быть Богом?
Он тяжело улёгся на лежанку, помолчал и потом, вздохнув, ответил:
– Я и есть Бог... и грозу я сделал.
Старик был явно не в себе. Как мне его расположить к себе? Как раскрутить на откровенный разговор?
Я взял со стола книгу, открыл первую страницу.
«Сначала сотворил Бог небо и землю...»
Он слушал, лёжа с закрытыми глазами, а я, закрыв книгу, продолжал «читать».
«... и возгордились люди, говоря, – Постигли мы богово!
Довольно нам быть творимыми, хотим сами быть творцами.
Изменимся чтоб не терпеть божьих кар.
Изменим себя и чад своих, под другие земли и небеса.
И расселимся по ним, по Мирам и Весям.
Будет нам и нашим, и предкам нашим счастье там.
И изменили себя. И пошли в другие Миры.
И жили там, и ели от плодов чужих,
И плодили чад своих под чужими небесами.
И искали счастья земного, не богово.
Горе! Горе счастию не богову!
И возбоялись они, и огня, и дождя,
И тварей всяких, оставив только лижущих.
Сделались хуже скота понукаемого.
Но некому понукать и вести.
Отвернулся Господь – живите как хотели.
Живите, зная, но не познавая.
Не познавая и не желая.
Не желая ни Бога, ни Диавола.
Это ваше счастье!»
– Складно сочиняешь, – проворчал Колдун, не открывая глаз, – только про войну Миров у тебя ничего нет.
– Так хучи-кучям она неизвестна... и про «марсиан» они не знают.
– Шустрый ты парень, когда только успел... расследовать?
– На экзамене я был... порасспросил. Много ума не нужно, чтоб понять, что эти хучи такие же трансгены, как и «марсиане»... и поселились они здесь тогда же, когда начались опыты по трансгенной мутации. Только непонятно: «марсиане» рванули в развитии так, что начали войну против Земли –«войну Миров», а эти наоборот – опустились до первобытного состояния.
-– Зато они счастливы.
– Счастливы? В чём же их счастье? – я повысил голос, вспоминая свои коробочки их счастья. – В исключительно благоприятной среде? В регулируемой численности? В генетической передаче знаний? Но знания им не к чему. Со всеми их знаниями они не смогут себя защитить. Я один могу погубить их всех! Для чего такое счастье? Что вы с ними сделали?
– Да, я-то здесь причём? Что ты на меня-то кричишь?
– Как это «причём»? Ты что здесь делаешь? Охранник?
– Ну, вроде того...
– Тогда научи их не бояться огня.
Колдун снова закашлял, сел на лежанку.
– Не получится, они же трансгены...
– И что же? «Марсиане» тоже трансгены, но… такую войну запалили!
– Не... «марсиане» другие, их мутацией приспособили к условиям Марса, а у этих... хучи-кучи –
убрали ген агрессивности. Поэтому они как дети малые... цветы на грядке.
– А ты, значит, их охраняешь...
– Приходиться... Думали, что без агрессий, да с генетическими знаниями, да с таким климатом, разовьются они в великую цивилизацию, но... Теперь уж некуда деваться.
Он тяжело с хрипом вздохнул, пошатываясь вышел из пещеры, посмотрел на звёздное небо.
– Я как увидел – твоя «железка» приземлилась – думаю, сменщик мой... но теперь деваться некуда, – повторил он, – скоро помирать.
– Болен ты, Колдун. Принести тебе таблетки?
– Не надо, у меня есть. От старости не поможет...
– А давно ты здесь... охранником?
– Не помню уж... Подписывался на двадцать лет... Раз в двадцать лет меняется охранник... Но с вашими войнами все забыли и про меня, и прохучи-кучи. Никому мы не нужны.
– И ты проваливай отсюда, если не хочешь быть как они, – сказал он, подумав, – иначе… сожгут они тут всё твоими зажигалками, и сами погибнут.
Ночью мне приснился Колдун. Залез он ко мне в палатку, светит фонариком, даёт мне ключ и говорит: «Держи, это ключ от их счастья».
Утром меня разбудил Ричард:
– Вот, – протягивает мне фонарик, – мужики нашли в яме у Хряков. Твоё?
Я полез в свой рюкзак – убедился, что мой фонарик на месте... а в изголовье лежал ключ Колдуна.
Я понял, что он тоже… ушел «к Предкам».
В его пещере за одной из шкур – дверь. К её замку этот ключ и подошёл.
За дверью комната – пультовая... кнопочки, лампочки перемигиваются... толстый фолиант с надписью: «Инструкция по управлению климатической установкой». Через коридор вышел в громадный машинный зал – целый климатический завод, а крыша его – это плато, где я приземлился. Мерно гудящие агрегаты, воздуховоды, насосы, фильтры, трубы, расходящиеся в разные стороны – по всем уголкам планеты, обеспечивающие беззаботную жизнь хучей.
Понял я, что все три коробочки их счастья – рукотворные, что это не их счастье. Ошибся я – не хучей изменили под климат, а наоборот: климат подстроили под их миролюбие и мягкость, которые обернулись покорностью и безответственностью. Дармовое счастье – ошибочка! Утерян смысл развития – потребности, осталась лишь Зума... и к Хрякам, освобождая место для следующих бездельников. Но зато у меня появился смысл – изучить «Инструкцию», чтоб медленно, год за годом, труба за трубой – остановить эту «фабрику счастья». Может тогда и у хучей появится их смысл?
Потом, через много-много поколений, когда завод сгниёт и развалится, когда моя ракета проржавеет и рассыпится кучкой бурого порошка… хучи сочинят легенды о рае земном.
Группа людей в звериных шкурах, поднялась к пещере. Расчистив снег у самого входа, они быстро развели огонь, зажаривая принесённые припасы. Один из них подошёл к двери.
– Я, Иван-Бетховен, вождь племени хучи, обращаюсь к тебе, Колдун, выходи – попрощаемся. Ты не смог нас спасти от гнева Богов, но мы не в обиде на тебя. Ты дал нам огонь и новые Заповеди, ты учил нас выживать... Мы этого никогда не забудем. Раздели с нами последнюю трапезу – мы уходим на юг.
Дверь медленно со скрипом открылась, Колдун, кутаясь от холода, с трудом вышел к людям.
Все расселись вокруг костра. Когда трапезу закончили, вождь спросил:
– Хочешь ли пойти с нами?
– Я стар...
– Мы тебя понесём.
– Немощные старики вам будут помехой в пути. Позаботьтесь о детях.
– Что мы можем сделать для тебя в последний раз?
Пошёл снег. Стрик молчал, подняв голову, ловил беззубым ртом крупные снежинки и улыбался.
– Отнесите меня к Хрякам.